Рон кивает, выслушав старшего брата. Если осадное положение бирнамского леса не обернется значительными ограничениями для постоянно живущих там волшебников, поводов для беспокойств становилось значительно меньше. Уизли отмечает, что по возвращении в форпост ему нужно попросить Элли провести полную ревизию всего, что у них осталось и перебрать поставки от Дуата. Впрочем, он был почти уверен, что Миджен уже занялась этим, не дожидаясь прямого приказа.
Демонстративное же послушание Джинни неприятно колет под ребра, так что следующие за этим слова командор Уизли выслушивает молча, не отводя взгляда от упрямого и решительного лица сестры.
— Хорошо, — он принимает ее слова, бережно складывает их, как сшитое из лоскутов одеяло, и убирает на полки собственной памяти, чтобы однажды вернуться к ним, рассмотреть под разными углами и убедиться в том, что лоскуты эти давно протерлись и прохудились.
Все присутствующие знали, что Шеймус - не правая рука Джинни, а ее сердце - то, что от него осталось. И это было единственной причиной, по которой Банши был допущен до встреч, операций и серьезных решений. Единственная причина, по которой его показательная порка прошла почти безболезненно для его эго на территории Бирнама, а не где-нибудь в Уэльсе, где он стал бы месить говно в компании коров.
Вместе с тем Рон отдал бы очень многое, чтобы Финниган занял место Джин в «Клио», а ей позволил восстанавливаться столько, сколько было нужно. Примерно до окончании войны. Этот наглый и хамоватый пироман, почти не изменившийся со времен Хогвартса, справился бы неплохо - Уизли готов был это признать. Возможно, причин, по которым Финниган присутствовал здесь сегодня было чуть больше, чем демонстративная близость к лидеру своей ячейки.
Командор подается вперед, складывает руки домиком перед своим лицом и внимательно слушает то, что говорит младшая сестра - нет, не сестра, а лидер одной из самых сильных ячеек. Шахматные фигуры занимают свои позиции на импровизированной доске под звуки ее голоса. Как и Уизли - они раздумывают и колеблятся, не спешат делать решительные ходы, прекрасно понимая, что каждый из них может стать потенциальной опасностью для всей партии.
— Ты хочешь сказать, что мы соберем журналистов и любопытствующих с помощью объявленной заранее акции? Пустим по улицам слухи? Подготовим листовки? — Рон хмурится, обдумывая варианты, не моргая смотрит на то, как отражается свет от лакированных шахматных фигур. — Разумеется, никто не будет знать, что именно произойдет, иначе министерские прихвостни найдут способ остановить нас раньше… или подготовиться. Едва ли они публично откажутся от возвращения пленных, но постараются провернусь все с максимальной выгодой для себя, — Рональд переводит взгляд на Джинни. — Но что это даст нам?
Уизли понимает, что пропаганда - величайшее оружие в грамотных руках, что она способна формировать и корректировать общественное мнение, лепить необходимые для обеих сторон образы. Но сам он остается солдатом: прямолинейным и, пожалуй, даже простым, мыслящим черно-белыми категориями, понимающим приказы и признающим силу. Несмотря на то, что годы войны позволили ему изучить противоположную сторону в достаточной мере, чтобы предполагать его дальнейшие ходы, всегда оставался шанс, что сидящий напротив его удивит.
— Лучший наш ход сейчас - поставить противника в невыгодное положение. Я согласен с тем, что демонстрация милосердия соответствует этой цели. Просто потому, что одни шахматные фигуры на доске белые, а другие - черные. И если мы не сомневаемся в том, какими играет Сопротивление, то для других это может не быть очевидным. Однако, — Рон опускает ладони на стол, невольно подмечая, что пальцы левой руки сохраняют предыдущее положение. — Однако нам нужно четко знать, каким будет ответный ход, и только проанализировав его мы сможем понять, насколько целесообразен наш собственный.
Фигуры на столе остаются неподвижными. Черная ладья, та самая, которую сама Джинни отыскала для Рона на пятом курсе взамен утерянной, стоит рядом с рыжеволосой ведьмой, словно в самом деле способна помнить о том, чьи руки выудили ее из пыльных сундуков Выручай-комнаты. Пешки замерли в ожидании следующего хода, привыкшие к тому, что ими чаще всего жертвуют в первую очередь.
Уизли ждет, когда остальные включатся в обсуждение, но дожидается лишь тирады Корнера, которому, разумеется нужно было вставить свои пять сиклей в представление долбанного выездного шапито. А ведь Рон только поверил в то, что их собрание сможет стать конструктивным.
— Достаточно, — недовольно произносит он посреди обвиняющего монолога Майкла. Но тот увлекается настолько, что игнорирует просьбу Уизли. Стоит последнему слову повиснуть в помещении, как с ответом спешит Финниган, и чаша терпения командора переполняется окончательно.
— Я сказал: достаточно! — Рон с силой ударяет ладонью по столу и резко поднимается с места. Ближайшие к нему шахматные фигурки едва заметно подпрыгивают.
В возникшей тишине Уизли, кажется, слышит, как у него кипит голова. Он обводит тяжелым взглядом всех присутствующих: брови сведены на переносице, губы плотно сжаты. В режиме работы Рон не позволяет себе лишних эмоций, он сдерживает злость, демонстрируя лишь самую приглядную ее сторону - холодное недовольство происходящим, хотя при других обстоятельствах предпочел бы орать, материться и махать кулаками.
— Субординация касается и тебя, Корнер, — Рон медленно поворачивает голову к зарвавшемуся Астерию и смотрит на него сверху вниз. Все движения его становятся неспешными и тяжелыми, как у старого, потрепанного жизнью волкодава, готовящегося к броску. Он чеканит слова, как будто от того, насколько внятно они прозвучат, будет зависеть степень их понимания.
— Тебя не должны ебать промахи Клио. Если к кому-то из них будут вопросы, их зададут. И это сделаешь не ты.
Он переводит взгляд на Джинни, и чувствует, как мышцы на плечах невольно расслабляются, а зубастая ярость отступает. Рон вновь садится.
— Больше ни слова грызни или, клянусь, я отправлю всю компанию чистить выгребные ямы в лесу, раз у вас так много свободного времени на обвинения в сторону друг друга.
Уизли потирает переносицу, заломы от морщин на которой стали уже настолько глубокими, что в них можно было хранить корнеровскую траву.
— Они дали нам всю информацию, которой владели, — подтверждает он, перехватывая взгляд Шеймуса. — Но Майкл прав: пленные все еще могут понадобиться позже, а их потеря может себя не окупить.
