Кэрроу безумно хохочет, высовывая нос из-за стола и наблюдая за тем, как кепочка покидает свое постоянное место жительство ввиду того, что ее обладатель выделывает фантастические кульбиты в воздухе. Ей, однако, приходится поспешно скрыться за своими баррикадами, когда вспышка заклинания летит прямиком ей в лоб, но попадает в столешницу, во все стороны от которой разлетаются щепки.
- Вот же засранец, - выплевывает Антония, думая, что с ее великолепной скоростью и реакцией мангуста ей нужно было не штаны в Министерстве просиживать, а заниматься чем-то более изысканным.
Она уже планирует, какое заклинание кинет следующим, потому что стычка с кепочкой очевидно переросла в разряд персональной вендетты, но тут мистер Трэверс вдруг вспоминает, что он настоящий гребанный джентельмен - и спустя мгновенье после оглушительного звука шлепка Кэрроу взвизгивает от боли и резко поворачивает к коллеге (хуй на блюде он, а не коллега) голову. На ее сильно накрашенном лице смесь бешенства и неконтролируемого желания навредить. В эту секунду ей совершенно наплевать на все данные приказы (кто вообще в своем уме будет слушать этого увальня Уизли) и на то, что они с Трэверсом на одной стороне. Она думает, что такую тупую рожу, как у Роберта, нужно еще умудриться вытерпеть дольше, чем десять минут в день, поэтому никто не сможет и слова сказать мисс Кэрроу за то, что прямо сейчас она ее немножко подрихтует собственными ногтями.
Однако вопросы к рукастому трейсеру оказываются не только у Антонии. Как породистый петушок из ниоткуда на него напрыгивает Перси-много-гонору-мало-толку-Уизли. Кэрроу с вытянувшимся лицом наблюдает за тем, как мистер босс сопит верхом на Трэверсе, елозя всеми своими частями тела по всем частям тела Роберта, а потом они меняются местами, то ли изображая влюбленную пару, которую неожиданно обуяла страсть (ну и мерзость, они что, не в курсе, что эти гомосексуальные игрища запрещены Министерством), то ли репетируя дикие танцы для конкурса “Гоблинская чечетка”.
Она уже подумывает, как бы так удачно пиздануть в этих двоих разом, чтобы не наблюдать за их неуместной случкой, но на ринге цирка появляются новые действующие лица.
Антония подбирается, как для прыжка, но последнему не удается случиться, потому что в развергнувшемся хаосе происходящего Кэрроу чувствует, как горящая после удара нога неожиданно взрывается дикой, непередаваемой болью. Ей кажется, что она слышит звук, с которым лопается ее кожа под тонкой тканью брюк, как нечто горячее пробивается сквозь тугие мышцы, и как трещит, дробясь, бедренная кость.
Весь ее мир заливает алым: алое перед глазами, алое в ее ушах - пульсирует-пульсирует-пульсирует, алое на одежде и на каменной кладке пола, алое забилось в ноздри и мешает дышать. Ведьма теряет фокусировку, выныривает из реальности, совершенно переставая соображать: их в типографии стало больше или меньше? куда делся Розье и корчащаяся в муках девка? где кепочка и откуда появился амбал с лицом дебила и дымящейся пушкой? чьи руки хватают ее и куда тащат? Неужели не понятно, что ей больно?
Антония не знает, сколько времени проходит, но она вновь начинает соображать: это Трэверс рядом с ней, он что-то говорит и поднимает ее на руки, в типографии к запаху краски примешивается омерзительных запах горящей плоти, но главное - подоспевший на помощь ублюдок ее ранил. Ярость включается, как по щелчку. Она не просто медленно поднимается из нутра Кэрроу, она как цунами заполняет каждую клеточку ее тела.
Ведьма с силой вцепляется в плечо Роберта, на периферии сознания улавливая теплую благодарность по отношению к нему.
- Если ты меня вытащишь, я тебе отсосу, - хрипит она и возвращает внимание к происходящему в подвале.
Все, что было в Кэрроу сдержанного, примерного, подавленного, все, что пыталось соответствовать рамкам правил - все рушится, разлетается в щепки под напором ненависти к паршивцам, которые устроили здесь филиал ебаной редакции. К жалким говнюкам, решившим, что у них достаточно мозгов, чтобы сопротивляться власти и силе. К говноедам, поверившим в светлое будущее и свою выдуманную справделивость...
- Бомбарда Максима! - заклятие летит в каменные стены подвала. Запястье Кэрроу делает неосторожное движение, и магия смазывается, делая взрыв в половину менее масштабным, чем ведьма рассчитывала. Во все стороны разлетается каменная крошка, типография наполняет пылью и дымом.
- Редукто! - синий шар спаешит в диковатую на вид машину, до которой было очень много дела господину начальнику. Антонии насрать. Ей насрать на все, что здесь осталось ценного и на всех, кто еще умудрялся дышать, когда воздух в ее собственные легких проталкивался с очевидным усилием.
- Конфринго! - заклинание в пидораса с пукалкой наперевес. Если бы не ранение, Кэрроу накинулась бы на этого чмошника и засунула дуло ему в жопу по самую рукоять, а потом бы спросила, насколько тому понравилось по шкале от одного до десяти, где единица - это легкий дискомфорт в области ануса, а десятка - его глобально раскуроченный пердак.
Рука вновь дрожит, и заклинание рикошетит в саму Кэрроу. Она визжит истошно, когда бледную ладонь заливает кровью, извивается на руках Трэверса как змея, но жажда мести и ненависть в ней так сильны, что Кэрроу удается удержать палочку в ставшей влажной и скользкой ладони.
- Экспульсо! - верещит она, вновь целясь в противника. “Убить, убить, убить” - шумит у нее в голове.
- Авада Кедавра! - подвал озаряется ярко-зеленой вспышкой. Один из только-только появившихся волшебников мешком оседает на пол. Антония чувствует легкое удовлетворение, но его недостаточно… остается слишком много живых. Она набирает в легкие воздух, чтобы в слабеющем теле и разуме найти сил для еще одной зеленой вспышки, но в этот момент на нее мягко наваливается темнота. Тело ведьмы обмякает, палочка выскальзывает из ослабевших рук.
[nick]Antonia Carrow[/nick][status]mamma's got a gun[/status][icon]https://i.imgur.com/Ao97v10.png[/icon][caste]pure-blood[/caste][name]антония кэрроу, 36[/name][lz]monsters are real and ghosts are real too. they live inside us, and sometimes they win.[/lz]